В ходе международного онлайн-брифинга на тему «Союзы, войны, санкции: куда ведут «торговые цепи» ЕАЭС, Китая, США и ЕС?», организованного Центром геополитических исследований «Берлек-Единство» (г. Уфа), Центром исследовательских инициатив «Ma'no» (г. Ташкент) и сетевым изданием «Восточный экспресс 24», прозвучало выступление директора Центра исследовательских инициатив «Ma’no» Бахтиёра Эргашева:
Я, наверное, остаюсь единственным человеком в Узбекистане, который до сих пор открыто выступает против вступления нашей страны во Всемирную торговую организацию. И я понимаю — в этом раунде мы проиграли. Узбекистан все же станет членом организации, которую я не побоюсь назвать полумертвой. Та ВТО, которая существует сегодня, давно утратила свое значение. Это рудимент Бреттон-Вудской системы, пережиток эпохи глобализации, уже не решающий реальных задач.
Когда я говорю о современных тенденциях: глобализация, деглобализация, новая регионализация, то даже самые ярые сторонники вступления в ВТО, так называемые западофилы, не спорят со мной по ключевым моментам. Да, действительно, идет процесс деглобализации. Да, усиливается роль региональных объединений — не только экономических, но и политических. И это не просто слова — это реальность, в которой мы живем.
И вот здесь вступает в игру такое емкое понятие, как интересы определенной части элиты, которые расходятся с национальными, государственными интересами. И именно сейчас Узбекистан стал ярким примером такого разрыва. Сложно понять, что страна получит в долгосрочной перспективе, вступив в эту формально существующую, но фактически парализованную структуру. Но при этом Узбекистан с упорством, достойным лучшего применения, движется к этому шагу.
Еще несколько лет назад, обсуждая тему ВТО с Дмитрием Орловым, мы приходили к выводу, что самое глупое государство — это то, которое последним вступит в ВТО. Сегодня Узбекистан очень активно претендует на этот «почетный» титул.
И это не случайно. Например, когда речь заходит о создании новой системы технического регулирования, изначально предполагалось, что Узбекистан будет ориентироваться на технические регламенты Евразийского экономического союза. Ведь Узбекистан является наблюдателем в ЕАЭС и делает определенные шаги в направлении возможного полноценного членства. При всех сложностях, подножках и невидимых барьерах, есть ощущение, что страна движется именно в этом направлении.
Но буквально несколько месяцев назад начались разговоры о том, что теперь технические регламенты нужно строить не под евразийские стандарты, а под требования ВТО. То есть вместо того чтобы использовать уже проверенные и более жесткие нормы ЕАЭС, мы будем внедрять менее строгие, общие формулировки, характерные для ВТО.
Причину этого легко понять — она кроется в интересах торговой, компрадорской части узбекской буржуазии. При этом мы игнорируем гораздо более перспективные интеграционные площадки. Я говорю, прежде всего, о ШОС. Да, организация имеет внутренние противоречия и находится в фазе трансформации после расширения состава участников. Эффективность ее работы снизилась, особенно в деятельности секретариата. Но при этом ШОС остается важнейшим евразийским объединением, которое может стать основой для формирования общеевразийской системы безопасности и торгово-экономического сотрудничества.
О БРИКС тоже стоит говорить, хотя эта структура пока не до конца определила свою миссию. Является ли она просто клубом по интересам или претендует на создание нового мирового порядка — вопрос открытый. В Узбекистане, например, ведутся дискуссии по поводу возможного членства в БРИКС, но они больше наполнены вопросами, чем ответами.
Что касается ЕАЭС, то, несмотря на все трудности, он остается одной из приоритетных организаций для Узбекистана. И мне лично было приятно, что наша страна стала полноценным членом Евразийского банка развития. Это важный шаг, потому что там уже реализуются масштабные проекты и работают серьезные финансовые механизмы.
Мы живем в эпоху геоэкономической трансформации, формирования многополярного мира. Но при этом Центральная Азия остается внутриконтинентальным островом. Все наши страны отделены от морских портов. Даже Узбекистан должен пересекать две территории, чтобы выйти к морю. Сейчас мы являемся свидетелями того, как крупные транспортные проекты в южном направлении, такие как трансиранский и трансафганский маршруты, попадают под длительную паузу или вообще ставятся под сомнение.
Это касается не только Узбекистана и Центральной Азии, но и России, Индии, других стран. Непонятно, как будут развиваться события, например, с железнодорожным маршрутом через Аравийский полуостров, о котором ранее много говорили. Он тоже временно заморожен.
Таким образом, страны Центральной Азии в условиях разрушения однополярного мира реально ощущают рост логистических затрат. Это напрямую влияет на темпы экономического роста. Мы знаем, что перевозка по Среднему коридору обходится минимум на 30%, а по некоторым видам продукции — до 90% дороже, чем по Северному, через Казахстан, Россию и Беларусь. Но бизнес вынужден нести эти расходы — своего рода транспортно-логистический налог на геополитическую нестабильность.
Президент Узбекистана недавно прямо говорил о том, что мы теряем возможности выхода на рынки ШОС и Индийского океана. Это еще один фактор усиления давления на центральноазиатский бизнес. По сути, регион пока только проигрывает от происходящих турбулентностей.
Единственный способ смягчить ситуацию — сосредоточиться на реальных партнерах. Не на иллюзорных рынках США или Великобритании, где у нас нет конкурентоспособности, а на тех, кто всегда был и остается нашими главными торговыми партнерами — это Китай, Россия, Казахстан. Именно с ними нам нужно развивать внешнеторговые связи в условиях разрушения глобальных цепочек поставок и переформатирования транспортных маршрутов.
Даже если безумие вокруг ВТО в Узбекистане продолжится, я надеюсь, что сохранится экономический прагматизм, который всегда отличал нашу внешнюю и внешнеэкономическую политику. Работа с проверенными партнерами, имеющими платежеспособный спрос на нашу продукцию, а также доступ к инвестиционным ресурсам — станкам, оборудованию, инфраструктурным решениям — должны остаться приоритетом. Именно так я вижу место и роль Узбекистана и всей Центральной Азии в новых геоэкономических реалиях.