В Алматы в Центральном государственном музее РК прошла персональная выставка известного художника, дизайнера и скульптора Алекса Сорбонна — «Застывшие мгновения Вселенной». Он родился в Германии, долго жил в Москве, а недавно перебрался в Казахстан и хочет получить наше гражданство. Мастер работает в древней, почти утраченной японской манере ювелирной капельной росписи Арарэ и Маки-э. Корреспондент наш сайт побывал на выставке и побеседовал с художником.

«Ну наконец-то ты пришёл»

Алекс, вы с детства знали, что искусство станет вашим делом?

— Нет… Мне было лет пять. Отец у меня был военный и его направили в Монголию: конечно, он поехал с семьёй. Мы жили в городе Чойбалсане и потом в Улан-Баторе. И как-то мы отправились на экскурсию в древний монастырь: девятиметровые стены, шпили, внутрь пускали раз в два-три месяца. Я, как шустрый таракан, убежал от экскурсии, бродил по коридорам и вдруг вижу — тяжёлые двери, и одна створка приоткрыта. Заглядываю — сидит древний лысый монах. Поворачивается и по-русски говорит: «Ну наконец-то ты пришёл». 

Я испугался, думал, сейчас выгонят. А он пригласил: «Заходи. Если хочешь — приходи ещё, скажешь, что к настоятелю». И я ходил в монастырь два с половиной года. Мне сделали маленький стульчик, я сидел на службах, слушал, как монахи рассказывают про Вселенную. Однажды настоятель спросил: «Кем хочешь стать?» Я по-советски ответил: космонавтом, футболистом. Он рассмеялся: «Нет. Ты станешь мастером того, кем уже был. Осознание придёт во сне. Обращай внимание на то, чем восторгаешься, и на то, что будто не умеешь, но готов всё на это променять». 

Конечно, я ничего не понял, но фраза осталась во мне навсегда.

Сон, который изменил жизнь

Как скоро сбылся сон?

— Ой, не скоро… Прошло 20 лет. У меня была «нормальная жизнь»: мода, бутики, итальянские бренды, дизайн магазинов. Много лет бизнеса, большие обороты. Всё было в порядке. Но когда я приезжал к брату в Петербург, всегда ходил в Эрмитаж и застревал у Рембрандта, у Рубенса. Стоял часами и думал: «Почему мне это не дано?» У меня по рисованию двойка с минусом, тех животных, что я рисовал на уроках, только в кошмарах можно было увидеть.

И вот однажды ночью всё изменилось. Приснилось, что за моей спиной стена картин, вспышки камер, я даю интервью и вдруг понимаю, что умею писать. Проснулся в четыре утра, поехал за красками и создал первую картину — дракона. Поставил в магазине вместо манекена. Заходит мужчина: «Это продаётся?» Я отмахнулся. Он спросил цену. Я сказал наугад: «Восемьсот долларов». Через 20 минут он вернулся с конвертом. Я открыл — там деньги.

Тогда я понял: это не случайность. Через неделю собрал команду, попрощался. Девочки плакали: «Ты сошёл с ума». Да и все знакомые так думали, но я знал, что через 10 лет буду выставляться в музеях.

Годы тишины и упрямства

И прямо сразу всё пошло гладко?

— Нет, конечно. Я закрылся в квартире и писал. Денег почти не было, перебивался с хлеба на воду. Но знал: делаю правильно. Потом появились первые покупатели через друзей, через знакомых друзей. Четыре года работал с Black Star, мои картины продавали и в Монако.

Однажды подруга отправила мою работу на международную выставку в Москве. Я даже не знал. Через два месяца звонит мама: «Пришёл конверт». Оказалось, я стал победителем Московской международной выставки искусств. Три с половиной тысячи художников, и я выиграл. 

Техника: ювелирная капля

Вы работаете в уникальной технике. В чём её суть?

— Это забытые японские методы Арарэ и Маки-э, которые использовались при дворе императора Тэндзи в XVII веке. Картина строится из микрокапель, нанесённых иглами и заточёнными соломинками. Слой за слоем. Поэтому под разными углами она играет, как драгоценный камень.

Арарэ (Arare) в переводе с японского означает «град». Эта техника представляет собой сложный процесс нанесения микроскопических капель краски на плоскость. Визуально она создаёт эффект росы или дождя, оставляющего следы на поверхности. Арарэ придаёт работам утончённость и глубину, словно оживляя изображение изнутри.
Маки-э (Maki-e) — древнее японское искусство создания узоров с использованием лака и пигментов. В традиционной технике мастера применяют тончайшие золотые, серебряные и цветные порошки, чтобы достичь эффекта объёма и сияния. Эта техника требует предельной точности, мастерства и времени.

На метр-полтора квадратных уходит 250–350 часов. Каждую работу я покрываю ювелирной смолой: защита от ультрафиолета, глубина цвета, монолитность. Метр полотна может весить до 28 килограммов. Например, моя выставка в Центральном музее, а это 50 работ, весит тонну. 

Конечно, у меня уже есть свои секреты, механика, эти технические секреты я храню при себе. Когда меня спрашивают «как вы это сделали?», я улыбаюсь: «Правой рукой». 

Казахстан: не эпизод, а осознанный выбор

Когда наша страна появилась в вашей биографии?

— Ну, во-первых, у меня брат женат на казашке, в детстве было много друзей-казахов, а потом и в училище сослуживцы. Я окончил Московское музыкальное училище, принимал участие в парадах Победы на Красной площади. Мне даже вручили медаль за выступление на параде в честь 45-летия Победы, но потом её у меня украли, к сожалению.

В Казахстан я приехал в общем-то просто в гости с друзьями. Планировал побыть три дня. Прогулялся по Алматы, попробовал еду и подумал: «Жаль, что не приехал раньше». И задержался.

Сейчас у меня ВНЖ, но надеюсь вскоре получить гражданство — это честь для меня. Я собираюсь жить здесь, открыть свою галерею-музей, которая станет частью туристического маршрута для иностранных гостей. Помещение и партнёр уже есть, надеюсь, в этом году начнём стройку. 

Миссия: 100 молодых художников

Алекс, ваша техника уникальна, вы собираетесь с кем-то поделиться мастерством?

— Я дал себе слово, то есть взял аскезу: за жизнь продвинуть сотню молодых художников и скульпторов. Ведь есть множество талантливых ребят, у которых нет возможности реализовать талант. Им говорят: «иди в такси» или «чего ты добьёшься своим рисованием» — это калечит. Я планирую не просто обучить их, а дать то, чего у них нет: площадку, связи, первый шанс.

Простота и дисциплина

Вы совсем не похожи на «звёздного художника».

— Я простой человек. Езжу на обычной машине, ем простую еду. Кстати, казахская кухня — моя слабость: бешбармак, казы, кумыс. Всё это входит в жуткое противоречие с борьбой за фигуру! У казахов гостеприимство — это прямо вид искусства. Встаёшь наетый, полуживой, а тебя обратно усаживают: «Ты же ещё вот это не попробовал, дорогой!»

Я не пью, не курю, никаких веществ не употребляю. Спорт, вода, чай, фрукты. Внутри меня 30, а в аналитике — 200 (смеётся). Но именно дисциплина и тишина позволяют работать месяцами над одной картиной.

Я мыслями часто возвращаетесь к истории про монаха, потому что всё началось там. Он сказал: «Обрати внимание на то, чем восторгаешься, и на то, чего будто не умеешь. Там твоё». И однажды это пришло во сне. Я проснулся — и начал писать. С тех пор просто делаю свою работу.

«Я хочу быть казахстанским художником»

Сегодня Алекс Сорбонн — художник с мировым именем: картины для Rammstein и The Prodigy, победы на международных выставках, экспозиции в Третьяковке и теперь — в музеях Казахстана. В его планах выставка в Астане и строительство собственной галереи в Алматы, а главное — получение гражданства:

— Когда я получу гражданство, смогу везде говорить: «Я — казахстанский художник». Это правильно и для меня, и для страны.