В ходе международного онлайн-брифинга на тему «Мирный атом в Центральной Азии: вызовы, партнерство, будущее энергетического суверенитета», организованного Центром геополитических исследований «Берлек-Единство» (г. Уфа), Центром исследовательских инициатив «Ma'no» (г. Ташкент) и сетевым изданием «Восточный экспресс 24», прозвучало выступление заведующего лабораторией Центра региональных сравнительных исследований «Россия — Центральная Азия» Новосибирского государственного университета экономики и управления Дениса Борисова

Будущее развитие экономики — а вслед за ней и всего общества — напрямую связано с расширением доступа к дешевой, стабильной и масштабируемой энергии. И здесь, если перейти от абстрактного к конкретному, стоит вспомнить одну важную мысль: углеводородная энергетика исторически была энергетикой капиталистической системы. Атомная энергетика — это следующий социальный переход. Классики марксизма называли ее «энергией социализма».

В этой формулировке есть своя логика. Атом требует не просто технологий — он требует большой науки, высокой координации, коллективного интеллекта и, что особенно важно, совершенствования социальных отношений. Это не просто инженерный объект — это сложнейшая социотехническая система, где каждый элемент — от ученого до оператора — несет ответственность за общее дело.

IMG_20250930_083648_253.jpg

Теперь перейдем к современным вызовам. Когда мы говорим об энергетике, редко упоминаем одну из главных движущих сил роста спроса на электроэнергию — цифровизацию и искусственный интеллект. Сегодня ИИ и все, что происходит в цифровом киберпространстве, становится мощнейшим драйвером энергопотребления. И чем быстрее развивается цифровая экономика, тем больше энергии она требует.

И здесь возникает парадокс. В России, Казахстане, Кыргызстане и на всем постсоветском пространстве одними из главных «возмутителей спокойствия» в энергосистемах стали криптомайнеры. Они перегоняют киловатт-часы в токены — альтернативные средства платежа, которые не решают социальных задач, но потребляют огромные объемы электроэнергии.

В Кыргызстане, например, власти рапортуют о росте генерации, о новых мощностях. Но на деле значительная часть этой энергии уходит не на обогрев домов или развитие промышленности, а на майнинг. Люди на местах не ощущают прироста энергобезопасности, потому что весь «прибавочный продукт» съедается новыми технологиями, которые приносят выгоду узкому кругу, а не обществу в целом.

Это серьезный вызов, на который пока нет однозначного ответа. Но он заставляет задуматься: как соотнести интересы цифровой экономики с базовыми потребностями населения?

Теперь — о главном. Когда мы говорим о развитии атомной энергетики в регионе с участием Российской Федерации, важно смотреть на это не только как на технический или экономический проект, но как на особую социальную практику. Строительство АЭС — это не просто возведение реактора. Это вовлечение больших коллективов из разных стран в совместное решение общей задачи: выработки чистой, надежной электроэнергии.

И у этого явления — огромный эмерджентный эффект. Развитие ядерной энергетики резко интенсифицирует межгосударственный диалог, укрепляет связи между людьми, экономиками, отраслями.

Не случайно, что в момент, когда Узбекистан принял решение идти по пути атомной энергетики, развернулись масштабные дискурсивные войны. Навязывались ядерные фобии, распространялись мифы, поднималась паника. Все это делалось не просто так. Организаторы таких информационных атак — осознанно или нет — понимают мультипликативный эффект совместного атомного проекта. Они боятся не радиации. Они боятся сотрудничества.

IMG_20250930_083651_736.jpg

Потому что атомная энергетика затягивает в орбиту взаимодействия сразу несколько ключевых сфер.

Во-первых — экономику. Это не только генерация электроэнергии, но и торговля ядерным топливом, продуктами его обогащения, технологиями. Это прямые иностранные инвестиции — ведь атомные проекты среди самых капиталоемких в мире.

Во-вторых — инфраструктуру. Строительство АЭС в Казахстане, например, требует модернизации электрических сетей, особенно для связи северных и южных регионов. А это, в свою очередь, подталкивает к реализации амбициозного проекта — созданию единого центральноазиатского или евразийского энергетического кольца с участием России.

В-третьих — науку и образование. Уже сегодня в регионе запускаются совместные образовательные программы, открываются филиалы профильных вузов, готовятся кадры. Это формирует не просто специалистов, а общие горизонты будущего.

И, наконец, в-четвертых — идеологию. Да, именно идеологию. Потому что атомная электростанция — это нечто большее, чем инженерное сооружение. Это символ прогресса, рациональности, доверия науке. В условиях, где в регионе конкурируют разные ценностные системы, АЭС становится осязаемым, видимым, измеримым воплощением другого будущего — основанного не на риторике, а на технологиях, знаниях и совместной работе.

Если угодно, атомная станция сегодня — серьезный конкурент мечетям и церквям в плане формирования коллективного смысла. Потому что она дает людям не обещания, а конкретику: свет, тепло, рабочие места, чистый воздух, стабильность.

Поэтому решения, принятые Узбекистаном, рассматриваемые в Казахстане и обсуждаемые в Кыргызстане, — это правильный вектор. Это не просто энергетический выбор. Это выбор будущего.

Наша задача как экспертов — держать руку на пульсе, четко фиксировать ключевые, сущностные моменты, связанные с реализацией атомных проектов в регионе. Потому что речь идет не о реакторах. Речь идет о том, какой будет Центральная Азия через 20, 30, 50 лет.